— Врача! Княжна очнулась, — громко крикнул я в приоткрытую дверь.

Я сидел на коленях возле кровати жены, нежно сжимая и целуя прохладные пальцы. Какое счастье видеть снова её глаза и чувствовать, как она слабо сжимает мои пальцы!

— Ты вернулась, — шептал ей. Трудно было унять волну эмоций, что обрушилась на меня при виде её очнувшейся. Она жива. — Я счастлив. Мне больше ничего не надо.

— Милая, — мать Елены прилегла к ней кровать с другой стороны, обняв её словно маленькую. — Как я скучала…

Натали еле сдерживала рыдания. Какое же облегчение, что наша красавица остаётся на грешной земле вместе с нами!

— Что со мной? — тихо спросила Елена.

Произнести даже несколько слов ей было необычайно тяжело.

— Ты заболела. Но всё самое страшное позади, — княгиня мудро решила не говорить пока девушке истинных причин её недуга.

Пусть сама вспомнит, а пока не стоит её волновать лишний раз. Елене нужны силы на восстановление.

В дверь постучали и скорым шагом вошёл взволнованный врач. Я и княгиня отступили от кровати, давая возможность доктору провести осмотр. Антон Павлович хмыкнул, закончив исследовать живот Елены.

— Чем я больна? — спросила его бледная девушка.

— Не говорите пока много, баронесса. Вы пока ещё слишком слабы. Но дело идёт на поправку. Волноваться не нужно, всё миновало. Сейчас я дам рекомендации Тамаре — около двух недель Елене Олеговне необходимо особое питание. Виктор Альбертович, пройдёмте в ваш кабинет, обсудим некоторые детали.

Я тут же направился на первый этаж, следом за мной и доктор. Он явно не захотел говорить какие-то вещи при Натали и Елене. Признаться, я даже начал волноваться, что миновало нас не всё. Эти слова Антон Павлович явно сказал для успокоения жены. А мне сейчас может сказать, что — то менее радужное.

В кабинете предложил доктору присесть, а после — бокал бренди.

— О, нет. Благодарю, но вовсе не пью. Спасибо за заботу, барон.

— Что ж, как знаете. Что с моей женой? Почему вы не захотели говорить об этом при ней и её матери?

— Не переживайте. Просто лишние тревоги ни к чему. Всё самое страшное, действительно, позади. Но Елена Олеговна была очень тяжела. Честно говоря, большое чудо, что она выжила. Ей предстоит теперь долгий путь к выздоровлению. И я боюсь, что этот яд не вышел из вашей супруги без последствий. Яды необратимо травмируют желудок. Теперь неизвестно, что и как она сможет есть. Баронесса очнулась, но это не значит, что она будет полноценной.

Я тяжело дышал, опустив глаза на свои сцепленные до белых костяшек пальцы. Вот оно как. Беда не приходит одна

— Но у неё есть шанс быть… полноценной?

— Конечно, шанс есть. Я. как и сказал, дам рекомендации по питанию. Мы сможем восстановить по возможности орган. Но мы не можем сказать наверняка, насколько сильно нанесена травма ядом. У вашей супруги ещё долго будут боли. И в последствии от многих продуктов придётся отказаться — искалеченный желудок больше не сможет функционировать как раньше. Баронессе будет требоваться диета, возможно, и дальше. После заживления.

Я лишь вздохнул. Ну диета — ещё не так страшно по сравнению с тем, что она могла вообще умереть. И боли мы вытерпим вместе. Я буду с ней, буду не спать и стараться лаской отвлекать от болей. А когда она поправится… Она сделает свой выбор. Покинет меня или останется.

И про Стешу я вовсе забыл. Настю слуги выпустили, её я больше не обвиняю, и она вновь крутилась рядом с нами в доме и будет снова рядом с женой. А вот Степанида так и сидела в подвале и ждала своей участи среди крыс. Настало время расплатиться ей по счетам.

Любит яд? Отлично. У меня появилась идея решения данного вопроса.

Глава 29

Спустя неделю.

Елене повезло, и её желудок не был отравлен настолько, чтобы его окончательно сгубил яд. Она вспомнила, что с ней произошло. Боли были и продолжались после каждого приёма пищи, но правильное питание и диета довольно быстро вернуло её лицу цвет. Через несколько дней девушка начала подниматься с постели, а спустя неделю ей подавали отдельные блюда уже в столовой.

Альберту стало легче, когда он узнал, что жизни невестки более ничего не угрожает. Старик не смог бы вынести её скорой и несправедливой смерти, зная, насколько она дорога Виктору. Отец понял, что сын в первый и последний раз полюбил так крепко, и страдал не меньше, чем молодой барон и княгиня Орлова.

К тому времени приехал и отец Елены, оставив дела, которыми в последнее время он занимался, чтобы поправить семейное положение. После проигрыша дома, Олег Иванович не приближался к картам. Он поддерживал свою жену и был рад узнать, что их дочь проснулась и идёт на поправку. После того, как княжне стало лучше, чета Орловых более не стала злоупотреблять гостеприимством Гинцбургов и отправилась в своё поместье, получив клятвенные обещания следить за здоровьем Елены. Впрочем, они оба продолжали приезжать почти каждый день, чтобы проведать свою красавицу.

Виктор сидел в кабинете, затягиваясь сигарой, пока Елена пошла на прогулку в цветущий сад вместе с отцом. Наступила, наконец, весна, и сад распустился зеленью. Жена мирно дышала воздухом в саду, а барон только что закрыл вопрос со Степанидой. И пусть Княжна просила без жестокости, но он хотел, чтобы эта дрянь страдала, как страдала супруга по её вине. Баронессе сказал, что продал её в Мурманск. На самом деле, её судьба решилась только сегодня.

Несколько часов назад.

Степанида.

Холодно. Темно. Жёстко.

Крысы бегали по моим ногам, заставляя вздрагивать всем телом от чувства омерзения и страха, и менять позу. Но в какой позе я бы не сидела или не лежала, они снова и снова пробегали по мне своими цапкими грязными лапами, протаскивая по коже за собой мерзкий на ощупь длинный хвост.

Ужасно боялась, что они укусят меня, но крысы будто насмехались надо мной и играли со своей жертвой.

По ощущениям, я здесь уже не менее семи дней. Понять время невозможно, всё одно. Еду приносили один раз в день, больше похожую на отходы. Спала на настеленной прямо на влажный и холодный каменный пол соломе.

Я знаю, что жить мне осталось мало. Знаю, что возмездия не избежать. Он накажет меня обязательно. Наверное, даже убьёт. Тот, кого я люблю больше жизни. Если уж умереть — то от его руки. Пусть убьёт меня сам.

Я всё понимала: что меня поймают, что я буду отвечать за свои поступки. Понимала, но делала.

В меня будто бес какой вселился. Была только одна мысль — убить

Её. Я не знаю, откуда эта мысль пришла ко мне. Никогда ещё не появлялась рядом женщина, которую он мог бы полюбить. А

Её полюбил. Меня рвала в куски злоба и ревность.

Не моё, я знаю. Не пара ему, не имею права любить. Но как это объяснить неуёмному сердцу?

Прикрыла глаза и перед ними тут же понеслась карусель образов.

Виктор Гинцбург — голубоглазый мальчик, который учил с ещё живой мамой буквы алфавита. Баронесса была добра и позволяла слушать и мне. Благодаря ей я знала буквы и могла прочесть несложные фразы, и даже научилась писать свою фамилию.

Женщина рано умерла, очень жаль. Маленький Витя долго переживал, и я вместе с ним. Уже тогда я не могла насмотреться в эти глубокие выразительные и очень печальные глаза. Он замкнулся в себе, стал необщительным. Меня сторонился, лишь изредка позволяя посидеть возле него, пока он играет с деревянными лошадками или учится читать уже с гувернанткой.

Время шло, и молодой барон стал подростком. Он начал замечать моё тело, становившееся всё более изящным и женственным. Иногда он говорил со мной, пока его отец не видел нас, и не начинал его ругать. Ему я — неровня, и дружить со мной невозможно. Я ловила любой момент, чтобы просто постоять рядом или услышать, что нового он узнал сегодня.

Мы взрослели. Наши тела взрослели. Хотелось касаний, начало появляться необъяснимое желание дотронуться рукой до красивого лица, прижаться к широким плечам.